Особенно Ауренге за ррит, дивной, потрясающей Тэйни за циановодород, а Firesong - за советы по ведению космической войны.
И всем остальным ПЧ за внимание и комментарии.
Бу писать свой военно-половой изврат. Посильно
Гм. Гм. Ладно. Кусочек креатифа. Не гет, не слэш, не про концлагерь, афтор тудыть тя в качель, учи албанский наконец. Ах да. Персонашшш левый, второстепенный.
особенности национальной
Для того чтобы подолгу лежать в засаде, поджидая редкую дичь, необходимо немалое терпение. Невыносимое – потому что все мышцы и молодые, идущие в рост кости зудят и просят движения. Лежать скучно, хочется вскочить, бежать, гнаться, подкрадываться и прыгать, но старший сказал лежать и ждать - значит, придется лежать, приминая животом высокую траву. Подсохшая трава предательски шуршит, если пошевелиться – ждешь, пока налетит ветер. Ветер приносит запах близкой воды и ила; жарко.
Для того чтобы затаиться в засаде на плоском открытом месте, в зарослях сухой травы, поджидая чуткую, остроухую и остроглазую дичь, нужно не только каменное терпение, - нужно самому стать камнем. Лежи, не двигайся, не моргай, не дергай ушами, как гарх. Слейся с желтой землею. Замри. Не думай пустых мыслей, камни не думают, а ты теперь камень. И самая пугливая добыча тебя не заметит, не учует, подойдет совсем близко – только руку протяни. Хватай!
Старший выбрасывает руку так неожиданно, что вы, сосунки, подскакиваете.
Ерунда какая-то, говоришь ты, зачем учится притворяться камнем? Зачем притворяться каким-то тупым (твоя губа приподнимается) камнем? Если всегда можно подкрасться и схватить. Если можно побежать и догнать. Если можно выстрелить или бросить копье. Это глупо и не нужно.
Старший обидно, тылом ладони хлопает тебя по лицу.
И не скаль зубы, пащенок. Думаешь, ты все знаешь про охоту и жизнь?
У него на правой руке нет трех средних пальцев, и он не может толком держать оружие, поэтому его не берут на настоящую охоту (и ты немного презираешь его за это и за увечье). Но даже его искалеченная рука достаточно тяжела, чтобы воспитывать наглых сопляков, считающих себя самыми умными. Утром, еще до рассвета он вывозит тебя далеко за поселение, на дикую равнину. Иди, говорит он, и поймай руками хоргой-цайш, если ты такой ловкий и быстрый. Иди-иди. Надо бы, конечно, сломать тебе ногу и бросить в кустах, чтобы ты не схитрил…
Он называет тебя «лжецом», и ты плюешь под ноги, когда он уже не видит. Слишком много говоришь, кричишь ты ему вслед. Он исчезает, ты остаешься. Три дня ты бродишь, ловя хоргой-цайш. Ешь клубни, полные воды, как учила тебя старшая мать. Ловко хватаешь с кустов жирных кузнечиков и саранчу. Первый зверь, которого ты встречаешь, убегает. Второй тоже. У них не пора спаривания, и длинноногие слишком осторожны, чтобы подпускать охотника близко. Ты крадешься к ним, почти не шевеля траву, но и этого «почти» им хватает, чтобы вскинуться и унестись прочь. Хоргой-цайш в сухой сезон ловят западнями или кидая царрфу, но про оружие, палки и камни старший ничего не говорил. Он велел – руками.
На второй день ты ложишься у звериной тропки и начинаешь ждать. Но хоргой-цайш все равно убегают, дразня тебя белыми хвостами, задранными, как ладонь в оскорбительном жесте. Ты слишком торопишься их схватить, а в быстроте прыжка и бега вам не сравниться.
На третий день ты не шевелишься, когда хоргой-цайш близко подходит к твоей лежке. Ты терпеливо делаешь вид, что он тебе не нужен и неинтересен, этот глупый зверек; и даже не следишь за ним, пристально, в упор, а отводишь взгляд, словно из почтения. Он прядает ушами, настороженно фыркает, нюхая воздух, – а потом пробегает мимо. Пусть бежит. Шшин запрыгивает на твою шею и щекочет, примериваясь, куда вонзить жвала, - ты его не смахиваешь. Пусть кусает. На какое-то время ты совсем замираешь, почти расслабляешься, сливаешься с землей и травой, перестаешь думать и чувствовать. Но не перестаешь чуять и замечать, и, когда молодой самец хоргой-цайш подходит, чтобы объесть ягоды с воткнутой в землю ветки, ты, наконец, выбрасываешь вперед руку.
Так ты узнаешь, как стать камнем.
А через тридцать с лишним лет понимаешь, что старший не сказал тебе главного, - если слишком долго прикидываться, что ты камень, ты действительно становишься камнем.
Тупым, неподвижным, безвольным камнем.